О походной гастрономии

Итак, царь – рыба у меня в руках. Но как распорядиться свалившимся на меня богатством? Вначале я решил порезать рыбину на большие куски —  часть засолить, часть пожарить.

Но не тут —  то было, шкура у тайменя оказалась прямо – таки стальная. Толстая, упругая – ножом не возьмешь. Ладно, попробуем топором.

Рубанул раз, второй – а под дубовой шкурой розовое, нежное мясо, расползается в руках. Это вам не щука, и не судак – порезать на куски никак не получается.

В общем, два отрубленных куска (точнее – комка) я засолил. Голову и хвост отрезал на уху, а остальное пожарил целиком. Ну, начнем с поджарки.

Мясо, против ожидания,   получилось плотное и твердое, нежирное —  похоже на крупного тунца. Вкус передать трудно  — это надо пробовать, сравнить просто не с чем.  А крепко зажаренная, хрустящая  шкура– это особый деликатес.

Короче говоря – «пальчики оближешь», что я и сделал с большим удовольствием. На следующий день к останкам тайменя добавил с пяток хороших окуней и сварил настоящую рыбацкую уху. Вареный таймень тоже очень хорош, особенно для любителей покопаться в рыбьих головах.

Засолку я благополучно довез, хотя это было совсем не просто. Тут я открою вам маленький секрет: в лодку вкладывается надувное дно, но оно не доходит до самой носовой части судна. Таким образом, образуется, как бы, естественный холодильник, куда я складываю во время пути самое дорогое – водку и соленую рыбу (там же ехал и хариус).

Подсоленное мясо тайменя гораздо нежнее и мягче, чем та же семга (разумеется, я говорю о дикой семге, то что в магазинах – это совсем другое). Оно мажется на хлеб, как икорное масло. Но это тоже надо пробовать.

Тяжелая длань истории

Но хватит о плотском – обратимся опять к высокому. Ну, вот я и плыву по широкой неспешной Колве, также как плыл пятьсот лет назад пермский князь Михаил, возвращаясь из Москвы после позорной присяги, данной Ивану III.

Позорной, потому что это была подневольная присяга, присяга побежденного. А выбор был невелик – или присяга, или мучительная и жалкая смерть на колу. Именно так, в страшных муках, окончили жизнь его соратники – местные  пермские князьки.

Да, тяжела длань истории. Для нас присоединение Прикамья – это часть великого собирательства русских земель, а для гордого князя Михаила – это была  потеря свободы, вольного Пермского княжества, завещанного предками.

Надо сказать, что, как и прежние времена, Колва используется местными жителями в качестве главной транспортной артерии. Прошло пятьсот лет, а дорог не прибавилось – есть дороги до Чердыни и Ныроба, а дальше на тысячу километров к северу только водные пути.

Поэтому движение по Колве очень оживленное – везут все: продовольствие, почту, мебель.  Один раз видел даже мотоцикл – мотоцикл на лодке это довольно экзотическое зрелище.

А лодки у местных тоже мало изменились – длинные и узкие с высоко поднятыми носами. Моторчики, по бедности, слабенькие – не больше десяти лошадиных сил.

Вот и плывут лодки  потихоньку, натужно тарахтят, но смотрятся на реке вполне органично – рыбу и зверя нисколько не пугают. Не то, что мощные катера городских нуворишей со стосильными моторами, которые несутся по реке с огромной скоростью, оглашая окрестности торжествующим рёвом.

Для городских это баловство – промчаться по реке, ничего не замечая вокруг, хорошенько бухнуть на природе, кинуть пару раз спиннинг и обратно, в Чердынь , к своим навороченным джипам.

Местным, да и тихим вёсельным туристам, все это очень не нравится. Древняя, величественная  русская река Колва  не место для таких залихватских прогулок, к ней надо относиться с уважением.