Бытует мнение, что войну, в основном, поддерживает «глубинный народ», а средний класс все понимает, но  выжидает и  молчит.

Полагаю, что это не совсем так, или совсем не так. Насколько я могу судить, простой люд озабочен, исключительно, своим выживанием в суровых военно – санкционных условиях и, главное, тем, чтобы его не загнали на передовую, откуда мало кто возвращается, а если возвращается, то в усеченном виде.

Турбо – патриотов, на мой взгляд,  нельзя считать «глубинным народом» в силу их малочисленности  и явной маргинальности.

А вот со средним классом все очень сложно, в двух словах и не описать.

Поэтому постараюсь объяснить на живых, так сказать, примерах, или фигурах —  как вам больше нравится.

Итак, я сижу за праздничным столом в теплой компании, которая состоит из: Л. – известного кардиохирурга, заведующей кафедрой крупного медицинского НИИ; А. – её супруга, в прошлом метростроевца; М. – их сына, разорившегося, но не унывающего предпринимателя (находится в самом расцвете призывного возраста); О.А. – немолодой матроны, в прошлом сотрудника одного  очень секретного учреждения, и других персонажей, не имеющих существенного значения для нашего повествования.

Зная, что наши взгляды на текущий общественно —  политический момент существенно расходятся (если не сказать больше), я деликатно предлагаю не касаться сегодня болезненной военной темы.

Однако, мои сотрапезники  не могут удержаться. Вначале, речь заходит о том, что призывник М. с супругой намерены поехать отдыхать в Чечню и Дагестан (самые подходящие места для путешествий – там уже стреляют).

М., по – видимому, этого не знает, и знать не хочет – он, вообще большой поклонник Кадырова и Кадыровцев, уж очень они «прикольные».

Я, совершенно, индифферентно, замечаю, что, к сожалению, Кадырова они там не увидят, поскольку он находится на излечении (кстати сказать, подозрительно затянувшемся) в Арабских Эмиратах.

Это безобидное замечание неожиданно вызывает бурное возмущение О.А.. которая не сомневается, что Кадыров пребывает не в  каких – то там Эмиратах, а под Бахмутом, где с автоматом в руках, и во главе своих бесстрашных воинов штурмует неприступные укрепления ВСУ (между прочим, уже восьмой месяц подряд – тут немудрено и почки посадить).

Хирургесса Л., сжав зубы, добавляет, что не надо верить тому, что они там «на заборе» пишут. Должен заметить, что такой ахинеи про Кадырова  вы не увидите даже на «Соловьев Лайф» и, вообще, о грозных чеченских воинах все уже давно забыли, их совсем затмили пригожинские «сидельцы».

Где О.А. все это насобирала – не могу понять, наверное, приснилось в светлых сексуально —  патриотических снах.

Тут я уже не выдерживаю и въедливо добавляю – «может и сам Путин тоже штурмует».

Страсти накаляются – вся честная компания начинает бросать в меня, словно, тяжелые каменья – «а Мариуполь, а Крым, а по Крымскому мосту —  на внедорожнике».

Броска на передовую на ржавом вертолёте тогда еще не было, а то бы они, вообще, стерли меня в порошок.

Я пытался парировать этот страшный удар разговорами о двойниках, но от этой версии все так презрительно  отмахнулись, что я даже устыдился таких нелепых предположений.

Неожиданно, в разговор включился молчавший ранее метростроевец  А.. Он вспомнил, что еще в далеком 1982 году, будучи на Западной Украине, своими ушами слышал, как мужики там пели песни про Бандеру (здесь, конечно, возразить уже нечего – это стопроцентный повод для войны).

Л. Решила разрядить обстановку и доверительным тоном начала рассказ об одном своем пациенте, который встречает Путина в аэропорту Пулково.

Оказалось, что Путин всегда сердечно пожимает ему руку и расспрашивает про жену и детей (вообще – то, Путин даже к иностранным послам не подходит ближе, чем на двадцать метров, но для этого ФСОшника он, по – видимому, делает исключение).

Этот трогательный рассказ переполнил чашу моего терпения. Я оставил на тарелке не начатый салат, вместе с закусками и стопочкой «Белуги» и уходя, довольно —  таки, зло бросил – «не буду спорить, однако через три месяца ВСУ выйдут к границам 1991 года, тогда и поговорим».

Вслед я услышал торжествующую реплику призывника  М. – «да мы еще и не начинали».

продолжение следует