Однажды утром я проснулся от добротных русских матюгов – оказалось, что на стоянку подъехала машина с тремя рыбаками.
Вот за это я и не люблю такие «заселенные» реки, как Великая – в прошлом году на Лумпуне, в Кировской области меня будили только медведи да бобры, которые оглушительно молотили по воде хвостами, пытаясь прогнать «чужака».
Однако. на реке свои порядки — я продрал глаза, вылез из палатки и бодро приветствовал мужиков (в таких местах вы не встретите каких – либо неопрятных и неприятных личностей – делать им здесь абсолютно нечего).
Вперед вышел большой и немолодой рыбак с сильно помятым жизнью и водкой лицом. Разумеется, он сразу предложил мне принять «по полтинничку» своего фирменного самогона на клюкве.
Вообще – то, я с утра в походе не пью, и вначале благоразумно отказался. Однако, увидев обиду и разочарование на суровом лице мужика, я счел за благо согласиться (как выяснилось позже, совершенно напрасно).
Как водится, за первым полтинничком последовал второй, и завязался скоротечный, но вполне содержательный и откровенный разговор.
Вот за это я и люблю простого русского человека – от иностранца ничего, кроме унылого «haw do yow do?» ничего путного не услышишь.
Оказалось, что мужик всю жизнь трудился в местной колонии строгого режима, когда – то начальником, а теперь подрабатывает на пенсии «в штабе».
Он приехал порыбачить с сыном, который служит на российско – латвийской границе. В отличие от папаши сын совсем не пьет и, вообще, оказался очень симпатичным и доброжелательным парнем.
Услышав про латвийскую границу, я, подогретый ядреным самогоном, бросил довольно – таки провокационную фразочку о том, что следующей, после Украины, будет Литва, которую мы, разумеется, возьмем за три дня.
Парень ухмыльнулся, а его батя ответил, как надо – «Украину тоже хотели взять за три дня». Приободрившись, я заговорил о «хаймерсах» и скором конце войны.
Но не тут то было – мужик нахмурился и угрюмо проворчал – «у нас тоже такие есть, мы просто жалеем мирное население».
Почувствовав, что разговор принимает опасный оборот, я решил зайти с другого боку и заговорил о наших больших потерях.
Тут мужик оживился и поведал мне, что у них в колонии идет набор добровольцев на войну в Украине. Вербуют зэков с большими сроками – по восемь и более лет, через полгода обещают условно – досрочное освобождение.
Но предупреждают, что «будет, как в штафбатах – пойдете в самое пекло». Что такое «самое пекло» сегодня, на Украине, не поясняют – а зря, потому что самое пекло – это когда сажают на списанные грузовики и вывозят на линию огня для обнаружения огневых позиций противника.
Разумеется, полгода так не протянешь – максимум дня три. «Смыть кровью» тоже не получится, только если очень большой кровью – собирать будут по кусочкам.
Кстати, уже пошли первые сообщения о погибших бойцах таких «штафбатов», так что и этот ручеек скоро иссякнет. Пока в этой идрицкой колонии набрали двадцать пять человек.
Кстати, если эти ребята, все – таки, чудом уцелеют, то они обязательно вскоре вернуться в колонию. И их там встретят очень неприветливо – вспомним знаменитые послевоенные «сучьи войны».
Да, разговор получился недолгий, но очень интересный. Дальше мужики надули лодку и вскоре отчалили, а я медленно (как всегда) и задумчиво (самогон) стал сворачивать лагерь.
Аккуратно сложив вещи и полюбовавшись на аккуратные плоды своих трудов, я сел в лодку и одной ногой оттолкнулся от берега.
Привычно протянув руки к веслам, обнаружил, что они остались на берегу. Да, такое со мной случилось в первый раз за сорок лет – говорил же я вам – никогда не пейте на сплаве по утрам, особенно самогон.
Течение бодро понесло меня вниз по реке, и я оказался в совершенно дурацком положении – одна нога в лодке, другая в воде. Ни залезть в лодку, ни выпрыгнуть.
Однако, мастерство не пропьешь, и Львович быстро принял единственно верное решение — поскольку та нога, которая была в воде еще доставала до дна, я стал судорожно толкать этой ногой лодку к берегу.
Уверяю вас, что это было очень неудобно и затруднительно (особенно в мои немолодые годы), но, в конце концов, получилось и я, выдохнув, сошел на берег, забрал весла и умиротворенно поплыл дальше.
Надо сказать, что на Великой есть две действующие ГЭС (сейчас их выкупили какие – то москвичи). Поэтому на десятый день сплава начались занудные и болотистые водохранилища с топкими берегами.
Я уже порядком устал и от сурового походного быта, и от полчищ комаров и слепней. Неудивительно, что в голову пришла простая, но очень привлекательная мысль – а не сойти ли мне здесь с маршрута и доехать до Опочки на такси?
Мысль эта настолько меня увлекла, что я тут же отправился в близлежащую деревню, где довольно быстро нашел местного таксиста.
Им оказался бывший председатель здешнего колхоза. который благополучно развалился еще лет тридцать назад.
По дороге речь, разумеется, опять зашла о войне – о чем еще сейчас говорить с приезжим человеком? Мужик все понимает, и мы быстро сошлись на простой мысли, что чем больше мы «освобождаем», тем больше придется тратиться на «восстановление» этих «освобожденных территорий.
Потому что города в Луганской области просто стираются с лица земли, а люди (уцелевшие люди) остаются без жилья и без работы (можно представить – как они нам за это благодарны).
Это к вопросу о «целях спецоперации». Ради чего гибнут наши солдаты и офицеры? Ответ напрашивается сам собой – исключительно ради потехи нашего свихнувшегося президента, который возомнил себя «повелителем колец». Только очень уж кровавая получилась эта потеха.
В этот же день я приехал в свою деревню, где меня с псковской приветливостью встретила тётя Вера, одна из шести жителей деревни.
Ну, с тётей Верой все понятно – у неё внука осенью забирают в армию, поэтому «денацификация» Украины её совсем не волнует – спрятать бы внука, больше ничего не надо.
Будем надеяться, что спрячет.