И на дальние стройки…

Стройотряды (а я побывал в них три раза) были, наверное, самой яркой частью моей студенческой жизни. Надо сразу сказать, что в стройотряды мы ездили совсем не за деньгами, хотя деньги были тоже нужны.

Особенно таким, как я – тем, которые не получали стипендии. Да и то сказать – что такое тридцать пять рублей стипендии для молодого парня?

Хочется и одеться прилично, и девушку в ресторан пригласить (а сходить вдвоем в хороший ресторан тогда стоило 20 – 25 рублей). Просить деньги у родителей (из–за их «обеспеченности», собственно говоря, я и не получал стипендии) было не принято – я и не просил.

Но все – таки деньги – это было не главное, главное – это романтика далеких строек, романтика тяжелого труда на северах.

Ведь это были семидесятые годы, начало семидесятых. Страна уже полностью оправилась от военной разрухи и рвалась вперед – к светлому будущему.

А путь к этому светлому будущему лежал только через большую и упорную работу. Люди верили, что они работают на благо Родины на общее благо, на благо своих детей.

Труд – добросовестный труд до седьмого пота был в почете, людей труда уважали и ценили. Восьмидесятые – годы застоя и разложения, когда с завода тащили все, что плохо лежит, были еще впереди.  А позади была Великая Отечественная война.

Мы помнили

Мы помнили о ней, и мы отвечали перед павшими воинами – нашими ровесниками за будущее страны, страны, которую они отстояли ценой своей молодой  и непрожитой жизни.

Я помню, как после своего последнего, третьего стройотряда (дальше были военные сборы и окончание Университета) я пригласил свою невесту в самый шикарный на то время ресторан – «Асторию».

Это было в начале сентября.  Я только что вернулся из Коми ССР и еще щеголял в зеленой стройотрядной форме, пошитой по военному образцу. Вместо звездочек на погонах у меня было шесть значков (каждый раз давали по два – один общий для всех – «стройотряды СССР», другой – региональный, скажем: «ССО Коми СССР»). Эти значки я храню до сих пор (других знаков отличия, кроме судимости не заработал).

«Чистая публика», нарядная и напомаженная, в дорогих кожаных штиблетах смотрела на нас с уважением и некоторым опасением. Еще бы – меня два месяца нещадно жрали комары и гнус, я пахал по двенадцать часов, без выходных, и мне был сам черт не брат. Худой, жилистый, подтянутый – 70 килограмм при  росте в шесть футов (сейчас, увы, под сотню).

Крутой парень

С такими даже блатные не связывались, и невеста смотрела на меня с нескрываемым восхищением. Да, есть что вспомнить – были и мы когда – то рысаками.

Но вернемся к прозе жизни. В дальние стройотряды с большими заработками сразу не посылали – сначала надо было отработать в Ленобласти. Но это была неблизкая Ленобласть – погранзона под Выборгом (да, Выборг тогда был закрытым городом).

Испытание для городского мальчика из интеллигентской семьи было серьезное. Сначала, с девяти до девяти клали бетонные полы в огромном ангаре для сельхозтехники –  бетон таскали носилками, укладывали лопатой, потом гладили доской).

Вечером – на разгрузку вагонов (платили по десятке за смену). Я подавал мешки с цементом с одной стороны – напарник с другой. Мешок – 50 килограммов (чуть легче меня самого), и на каждого по 600 мешков.

Спали все  сто человек в одном бараке, на деревянных нарах, но очень крепко, без сновидений. Заработал я там сто восемьдесят рублей – больше в Ленобласти не заработаешь.

Зато получил корочки бетонщика второго разряда. Кстати, пол в дачном гараже и отмостку к колодцу я сделал своими руками, и раствор  сам месил – как положено 1: 3.

Пол потом переделали. А отмостка стоит уже лет тридцать, если не больше и ни один кусочек не откололся. Думаю, достоит до правнуков, если конечно, вместо колодца не сделают скважину – это молодежь может, не та закалка – ведром ворочать.