Изучаем проект

Теперь самое время рассказать – в чем, собственно, заключался проект поворота северных рек.

Дело в том, что развитие орошаемого земледелия в бассейнах рек Волги и Дона привело к существенному (на 15%) снижению среднегодового стока этих рек.

В свою очередь, уменьшение стока  реки Волги вызвало обмеление Каспийского моря (его уровень упал на 2.5 метра), а снижение стока реки Дон – увеличение солености Азовского моря (с 10.5 промилле до 13 промилле).

В связи с этими явлениями ученые – ихтиологи прогнозировали снижение численности популяции осетровых рыб. Надо сказать, что эти прогнозы, на мой взгляд, имели основание только для Азовского моря, которое давало до 20% от общего вылова осетровых рыб.

Что касается Каспийского моря, то главная проблема – это Волгоградская и другие ГЭС, которые намертво перегородили пути нереста осетровых рыб.

Я помню, как в 1964 году мы с мамой стояли на плотине волгоградской ГЭС, а у нас под ногами плюхались огромные рыбины, которые бились о бетонную стену плотины, тщетно пытаясь прорваться вверх по реке.

Вода, буквально, кипела на сотни метров от плотины, рыбы было неисчислимое множество. Смотреть на это было страшно и больно.

Данные по уловам  также не подтверждали выдвинутой наукой гипотезы – до войны вылавливали, в среднем. 15 тысяч тонн осетровых – в шестидесятые годы  17 тысяч тонн.

Исходя из сомнительной гипотезы об огромном ущербе рыбному хозяйству, предлагалось компенсировать дальнейший рост безвозвратного водопотребления в бассейнах Волги и Дона за счет переброски части стока рек Европейского Севера – Онеги, Невы, Северной Двины и Печоры.

При этом воду предполагалось перебрасывать не по трубопроводам (слишком дорого), а непосредственно по руслам рек, для чего проектировались гидроузлы и сверхмощные насосные станции.

То есть северные реки должны были превратиться в некие уродливые водотоки с обратным течением. Вот, представьте себе – поверху насосы гонят воду на юг, а понизу она стекает на север.

Таким образом, в городские водозаборы, расположенные выше точек сброса сточных вод, потечет вся грязь от промышленности и коммунального хозяйства.

Но дело не только в этом – реки потеряют самоочищающую способность, превратятся в зловонные  безрыбные болота. А каково людям будет жить по берегам этих обезображенных рек?

В общем, над Европейским Севером нависла страшная угроза. И надо сказать, что люди,  творческая интеллигенция это хорошо понимали.

Против переброски выступали известные ученые, в том числе академики Лихачев и Трешников, замечательные советские писатели – Белов, Астафьев, Распутин и другие.

Это было, наверное, первое  в истории СССР крупное, массовое протестное движение и я оказался в самом его эпицентре. Имейте в виду, что фраза о реализации первой очереди переброски была записана в директивах 27 съезда КПСС.

Против линии партии?

То есть тот, кто выступал против —  выступал против линии партии. Тем не менее, каких – либо явных репрессий я не помню, наверное, их и не было.

Начались смутные 80 – е, в воздухе повеяло ветром перемен. Кроме того, в политбюро было много противников переброски,  том числе всесильный Андропов, возглавлявший «северное» крыло в противовес «южному».

А «южное» крыло – это главы среднеазиатских республик, жаждавшие получить воду из Сибири для развития орошаемого земледелия в бассейне Аральского моря.

Разумеется, я не мог в те годы открыто, как Белов или Астафьев, выступать против этого безумного проекта – я был официальным лицом, ответственным участником проекта.

Позиция официального лица, по определению, не могла противоречить линии партии – иначе это лицо перестало бы быть официальным. А мнение какого – то старшего научного сотрудника академии наук мало что значило, точнее, ничего не значило.

Кроме того, я же, все – таки, ученый, экономист. В принципе, нельзя отрицать, что безвозвратный забор 15% воды из Волги и Дона – это негативное явление, нарушающее экологическое равновесие.

Другое дело, что переброска, уничтожение уникальной природы Европейского Севера – это зло, во много крат большее. Но доказать это можно только экономическими расчетами и анализом социальных последствий.

Вот я и пошел по пути скрупулезного изучения негативных социально – экономических последствий «проекта века» и методов их оценки. Надеюсь, что мои изыскания. во многом, стали научной основой  того забытого,   но очень яркого протестного движения.

Недавно я перечитал свои доклады «для служебного пользования», посвященные проекту переброски. И мне за них не стыдно, я и сегодня готов подписаться под каждым словом.

Как говорится, «что написано пером, того не вырубишь топором». Я оставлю свою первую желтую книжечку  —  доклад на память внукам. Пусть сами  меня судят

Высокая оценка

А вот КГБ высоко оценило мою латентную «оппозиционную» деятельность – в 1982 году у меня изъяли все материалы по переброске и вызвали на допрос в «большой дом».

Нет, меня не били и не пытали, тогда в КГБ, вообще, разговаривали очень уважительно и вежливо. Однако, все начальство от меня сразу же отвернулось (кроме того самого знаменитого Ивглафа Ивановича Сигова).

А заместитель директора, курировавший мои разработки, сочувственно сообщил, что мне светит, как минимум, пять лет в «местах не столь отдаленных».

Возможно, так оно и случилось бы, но Брежнев умер и на его место  «воцарился» Андропов. Меня еще раз вызвали в «большой дом», отдали изъятые материалы и. без лишних комментариев, пожелали успехов в дальнейших научных изысканиях.

Проект переброски так и не был осуществлен. Что же касается Каспийского моря, то во второй половине восьмидесятых начался новый, полноводный цикл и уровень моря  повысился до опасных для прибрежных городов отметок.

А стадо осетровых, практически, загублено вследствие развивающейся добычи нефти в шельфе Каспия.