Развенчиваем мифы

Один из распространенных мифов об СССР состоит в том, что Партия была везде и всюду, что вся жизнь советских людей была пронизана воспитательно – идеологической работой, что партия женила и разводила людей.

Так вот – могу засвидетельствовать со всей ответственностью, что ничего подобного не было (разумеется, я говорю о хрущевских и брежневских временах – сталинских, слава богу, не застал).

Да, партия была руководящей и направляющей силой советского общества – она была правящей партией, в полном смысле этого слова. Все стратегические решения в Ленинграде и Ленинградской области принимал первый секретарь обкома КПСС Григорий Васильевич Романов.

Модный нынче вопрос об интеграции города и области тогда не стоял на повестке дня – у города и области  был один хозяин —  Григорий Васильевич Романов.

Председатель горисполкома, равно, как и председатель облисполкома, были, что называется, «на подхвате» — выполняли решения Обкома, занимались текущими хозяйственными вопросами.

С другой стороны, позиции министерств и ведомств также были достаточно сильны, и Обком партии с ними считался.

Однако «на земле» —  на производстве, в научных, учебных, медицинских  и других учреждениях главным человеком был Директор, который, как бы, советовался с секретарем партийной организации, но подчинялся вышестоящему начальству и, конечно же, обкому КПСС.

Я не помню ни одного случая, когда наш секретарь парторганизации вступал бы в конфликт, или, хотя бы, в спор с директором института. Да, у партийного босса был отдельный кабинет, он сидел по правую руку от директора на собраниях, но все же был фигурой, скорее, ритуальной и реальной власти не имел.

Иногда в секретари парторганизации института попадали весьма неординарные личности – вот у нас был такой «партайгеноссе» М., который был очень охочь до женского пола и, в конце концов, заразился сифилисом.

Почему об этом знал весь институт?  Да потому, что тогда в больничном листе диагнозы прописывались с полной определенностью и скрыть такое «интересное» заболевание было невозможно.

Это сейчас сифилис называют «французским насморком»¸ а в те времена он был тяжелой и неизлечимой болезнью. Я помню, как М. с горящими и воспаленными глазами выступал на партсобраниях и рассказывал нам об Владимире Ильиче, который, вроде бы, тоже страдал этим почетным мужским недугом.

Однако, впоследствии М., все – таки, покинул партийно —  секретарский пост, а затем и наш институт. На его место пришла Алла Б. – очень самоотверженная и идейная дама.

Сочувствующий 

Я был беспартийным и «сочуствующим» (в прямом смысле этого слова), но у меня с Аллой Б. сложились очень хорошие отношения.  Дело в том, что я был одним из немногочисленных реально работающих  и «грызущих гранит науки» сотрудников, а партии от меня больше ничего и не требовалось.

С секретарем партоганизации отдела Володей С.  у меня, вообще, были самые приятельские отношения. Более того, когда мы вместе дежурили в ДНД (добровольная народная дружина), именно я пытался вытолкать Володю на улицу – дежурить и бороться с преступностью.

Это удавалось нечасто, в плохую погоду совсем не удавалось – Володя пил пиво (а бывало, что покрепче) в теплом помещении опорного пункта милиции и сражаться с хулиганами категорически не хотел. Зато он со смаком обсуждал с товарищами достоинства и недостатки наших институтских красоток (в основном чисто физиологические).

Ни о каком антисемитизме и прочем ущемлении прав «угнетенных  еврейских народов» и речи не могло быть, людей «на земле» ценили только за порядочность и «трудовые успехи».

Одним словом, о партийной организации у меня остались самые теплые воспоминания, во всяком случае, жить и работать она мне совершенно не мешала.

Ну были, конечно, партсобрания (кстати, довольно редко – раз в квартал), на них что – то обсуждалось, принимались какие – то решения, но все это носило формальный характер и на жизнь нашего учреждения никакого существенного влияния не оказывало.

Я, как старший научный сотрудник, должен был присутствовать на общеинститутских партийных собраниях.  Проходили они после окончания рабочего дня, поэтому я садился на последние ряды и «клевал носом», а при первой возможности смывался  — тихо, «по английски».

Что касается партийно – профсоюзных сходов,  где, якобы, решались сердечные и семейные дела трудящихся, то я их видел только в фильме «Афоня» и других советских комедиях. Хотя чего–чего, а «служебных романов»  ( и по вертикали, и по горизонтали) у нас хватало.

Кстати, меня, как «передовика производства» в партию приглашали, но я вежливо отказался – сказал, «что еще не созрел,  не  достоин». При этом  прекрасно понимал, что членство в КПСС открывает новые возможности в служебной карьере (в основном за этим тогда и вступали в КПСС).

Наверное, не любил притворства, фальши  и холуйства уже в те «молодые» времена.