Все на картошку!
Мои воспоминания о студенческих годах будут неполными без колхоза и стройотрядов. Начнем с колхоза: по окончании вступительных экзаменов счастливые абитуриенты в обязательном порядке отправлялись «на картошку», поднимать наше советское сельское хозяйство.
Собственно говоря, «картошка» – это уловное название этого действа, как сказали бы сейчас – брэнд. У нас была вовсе не картошка, а турнепс. Для непосвящённых объясняю – турнепс это гигантская красная редисина, весом до 5 килограммов.
Думаю, что это мичуринская смесь редиски с репой, и в особо крупных размерах. По вкусу довольно сладкая, используется на корм скоту. Мы тоже пытались его есть (аппетит там был зверский), но было невкусно.
Трактор плугом выворачивал огромные турнепсины из земли, а мы их подбирали и бросали в кузов другого трактора. Поясница у меня тогда гнулась хорошо и эта работа не была в тягость.
Но потом нас перебросили на силос – это уже потяжелее. Надо поднимать вилами тяжелые, мокрые копны кормовой травы и бросать в прицеп. Тракторист, в отличие от нас, трудился не бесплатно, поэтому гнал во всю ивановскую – только успевай.
Таким образом, сгибания – разгибания с порядочным отягощением следовали одно за другим, без перерыва. Надо сказать, что большинство «домашних» мальчиков, которые раньше ничего тяжелее авторучки не поднимали, не были готовы к такой работе.
Но это никого не интересовало – пап и мам здесь не было, был только здоровенный и суровый тракторист, спорить с которым хилым городским парням совсем не хотелось.
Работа у нас такая!
Работали мы полный день – с девяти утра до шести вечера – вечером ноги были ватные, а спина гудела. Но никто не роптал – на дворе стоял 1969 год, тогда все так работали.
Это была отличная школа для «маменькиных сыночков», сейчас ее очень не хватает. Меня просто оторопь берет, когда каждое лето сообщают о трагически погибших (замерзших) в лесу грибниках.
Замерзнуть в августе – какая дичь, значит они мало того что такие нежные, но еще и не умеют развести костер. Об умении ориентироваться в лесу, прорезанном десятками дорог и просек, я уже не говорю.
Недавно, в Горной Шории я отстал от группы и неделю сплавлялся один по совершенно безлюдной тайге, где по ночам истошно ревели медведи. При этом у меня не было котлов для приготовления пищи, топора, соли и хлеба. А также ложки и миски – из посуды только большая кружка.
Но спички то у меня были, а дров можно собрать по берегу. Кашу я варил в той самой кружке, потом добавлял тушенку. И спиннинг у меня был, а значит, была и рыба, которую я запекал на прутиках, без соли.
Потом пошел сильный дождь, ночью вода быстро поднялась и у меня унесло все продукты. Уцелела только верная бутылка водки. Оставалось три дня пути. Трудностей прибавилось, но мне повстречались люди, которые пасли лошадей (их там разводят на продажу казахам – большим любителям конины).
Мужики дали мне немного продуктов, а главное ложку, без которой есть, как выяснилось, довольно затруднительно. Основательно подкрепившись, я сделал мощный рывок и в тот же день, к вечеру прибыл в поселок Турочак, где меня ждала встреча с безутешными друзьями – сибиряками.
Потом зять много раз меня спрашивал – не испугался ли я, не потерял ли присутствия духа? Нет – не испугался и не потерял, потому что я твердо знал, что надо делать.
В отличие от тех несчастных грибников. А ведь мне было тогда уже 63 года. Но начиналось все с того самого колхоза.
Воспитатель Дима Марченко
Вот туда мы с вами сейчас и вернемся. Надо сказать, что бытовые условия был у нас довольно суровые – жили в холодном деревянном бараке, спали рядком, на нарах.
Матрасы были жидковаты, одеяла тоже. Окно выбито, свистели сквозняки. Нам было холодно, и мы тесно прижимались друг к другу.
«Политэкономы» (они были постарше нас и уже отслужили в армии) жили отдельно. С окнами там все было в порядке, по вечерам топилась печка.
Помню, один из них – Дима Марченко, бледный и невзрачный парень каждое утро заходил к нам на побудку и нарочито бодрым голосом вопрошал – «как спалось друзья?». Наверное, он должен был проводить с нами воспитательно – патриотическую работу.
Спалось нам плохо, да и просыпаться не хотелось – только пригреешься под утро, а тут Дима Марченко. В результате, в одно прекрасное утро из – под какого – то одеяла раздался злой голос – «таких друзей за х.., да в музей».
Дима отшатнулся и попятился к выходу. Больше он к нам не заходил.
Это было очень символично – в послесталинские времена партийно – идеологическая работа натыкалась на глухую стену неприятия и недоверия. Особенно, в холодном бараке с выбитым окном.
Поделитесь своим мнением в комментариях