Перечитывая Симонова

Я перечитываю Симонова: «Живые и мертвые», «Солдатами не рождаются».  Вижу серую, унылую осеннюю дорогу,  вижу серые, осунувшиеся лица солдат. Это ночной марш – бросок, у кого десятый, а у кого и сотый на войне.

У батальона приказ – к утру надо быть в деревне, у железнодорожной станции, маленькой железнодорожной станции, каких сотни, а может быть, тысячи в России. Они идут, с трудом вытаскивая ставшие пудовыми сапоги из осенней грязи, за плечами тяжелые винтовки «трехлинейки», у некоторых автоматы ППШ, а у кого и противотанковые ружья.

С тоской в глазах они смотрят на дорогу, потому что впереди подъем. А это значит, что надо впрягаться в артиллерийскую упряжь вместе с лошадьми и, надрывая последние силы, тянуть эти чертовы  тяжеленные  пушки вверх. Но самое трудное будет потом, когда пушки неудержимо покатятся вниз, грозя раздавить смертельно уставших лошадей.

Здесь уже лошади не помогут – вся надежда на этих измученных мужиков. Подъем, спуск, еще подъем…   Наконец, впереди показалась деревенька.  Там горячая каша, теплая изба и долгожданный сон.  И нет для этих солдат ничего более желанного.

Новый приказ

Но тут вестовой с новым приказом – батальон с ходу, с марша должен вступить в бой —  немцы уперлись, атака на станцию захлебывается, нужна помощь.

И они идут в атаку, в штыковую атаку, они режут фашистов штыками, они вцепляются врагу в горло. Как такое  могло быть? Ведь это выше человеческих сил.  Я не понимаю, я не могу себя представить среди них, яростно рвущихся в атаку после  изнурительного ночного марш – броска.

Но потом я все понимаю: они защищали своих родных, свой дом, свою Родину. Они уже не принадлежали себе, они принадлежали Войне.