Ледокол «Академик Трешников».
Шесть лет назад я услышал по телевизору, что на воду спущен первый в российской истории атомный ледокол «Академик Трешников». А ведь я знал этого человека в своей прошлой «академической жизни», встречался с ним, говорил, он угощал меня чаем с печеньем.
В то время я был молодым кандидатом экономических наук и от меня до академика Трешникова, знаменитого полярного исследователя и председателя географического общества СССР была дистанция, как от лейтенанта до генерала.
Тем не менее, однажды (было это, вроде бы, в 1983 году) меня неожиданно вызвали к ученому секретарю Института социально – экономических проблем АН СССР, где я трудился в скромной должности младшего научного сотрудника (мечтающего, разумеется, стать старшим).
Галина Порфирьевна довольно таки удивленно посмотрела на вошедшего худого и всклокоченного м.н.с. и сказала, что меня приглашает на беседу, не больше и не меньше, чем сам академик Трешников.
Однако меня это приглашение не очень удивило. А дело было в том, что я, как ни удивительно (так уж сошлись звезды), в то время был ответственным исполнителем от Академии наук СССР по оценке социально – экономических последствий грандиозного проекта переброски части стока северных и сибирских рек на юг.
Академик Трешников присутствовал на моем докладе в ЛНЦ АН СССР и его заинтересовали мои выкладки и расчеты по воздействию отъема части стока северных рек на экологическую и экономическую ситуацию на Северо – Западе (он был, ко всему прочему, директором института Арктики и Антарктики АН СССР).
Встреча
Я, не без некоторого волнения, вошел в скромный кабинет этого большого, немолодого и очень добродушного человека. Сейчас мне трудно поверить, что это он приказал полярной мотоколонне двигаться дальше, к геомагнитному полюсу Земли, хотя топливо было на исходе и его могло не хватить на обратный путь.
Он спросил – не хочу ли я чаю, я не отказался. Вошла пожилая секретарша с двумя чашками и блюдечком печенья. Мы неторопливо пили чай и довольно долго (часа два, если не больше) беседовали о северных реках (Северной Двине, Печоре, Вычегде) и о проблемах с водоснабжением, природой, флорой и фауной, которые могут возникнуть в случае поворота этих рек «вспять» (переброску части стока предполагалось осуществить не по трубам, а прямо по руслам рек).
Мы оба были противниками этого дорогостоящего и бессмысленного проекта (впоследствии, уровень Каспия стал быстро подниматься и проблемы возникли уже не со снижением, а с катастрофическим повышением уровня моря). Он – как гидролог и эколог, я – как экономист. У него была своя правда, у меня – своя, и мы говорили совершенно на равных.
Я навсегда запомнил этот уютный кабинет, этот хороший разговор и его добрые глаза. Через год я получил желанную должность старшего научного сотрудника и сторублевую прибавку к жалованью. Тогда, при средней по стране зарплате в 180 рублей, это было очень много.
Правда, перед этим меня чуть было не посадили по линии КГБ (все за неправильные изыскания по той же злосчастной переброске части стока северных рек), но это уже другая история.
Поделитесь своим мнением в комментариях